Джекил и Хайд. Два мужа по цене одного.
Царевна-лягушка
Проснулся как-то утром старый царь и неожиданно понял, что давно не устраивал праздник для собственного маразма. Потирая больную с бодунища голову, старик придумывал, какую бы гадость сделать сыновьям и любимому государству на этот раз. Но в голову ничего не приходило, а мелькнувшая недавно интересная мысль спряталась где-то в недрах памяти и упорно не желала оттуда появляться. Царь пошевелился, выглянул в окошко на запущенный огород и досадливо матюкнулся - мысль вернулась, словно по команде…
Трём сыновьям царь выдал лук и стрелу каждому и отправил на пригорок, заявив, что «какую хрень подстрелите – на такой и женитесь!». Старший и средний братья молили Бога дать ему попасть в кого угодно, лишь бы человека и женского пола. Младшему же, в сущности, было всё равно – после вчерашней попойки он пребывал в состоянии даже худшем, чем его папаша, а потому он был единственным из царевичей, на кого новоцарская гадость никакого действия не оказала.
Стрелять из репчатого лука было трудно. Промучившись до обеда, братья решили, что куда легче стрелами просто кидаться. Решив одну проблему, они пришли к логичному выводу, что надо бы ещё выбрать направление. Но царь истерически вопил, чтобы сыновья не смели стрелять в одну сторону. В двух сторонах от пригорка был столичный город, а вот с третьей… болото. И туда стрелу кидать не хотел никто. Кроме младшего брата, который вообще был не в состоянии что-либо куда-либо кидать. А посему лицом к болоту кое-как поставили его, заставив опереться на старого отца.
Старший брат долго целился и метнул стрелу в ближайший боярский двор. Во дворе тусовалось немало девушек, женщин и старушек (вплоть до коров и коз), но стрела попала в старшую дочь там обитавшего боярина. Видимо из-за её уникальной фигуры – в девушку вообще было легче попасть, чем промахнуться. Средний сын, плюнув через левое плечо (и попав на старшего брата, за что через полминуты получил неплохого пинка), метнул стрелу в двор купеческий. Купцы – народ хитрый, они везде мотаются, аки тараканы, и всегда в курсе всех событий, а потому в том дворе все уже знали о новой выдумке спятившего царя, и за стрелой с сачками бегала вся семья… После успешного отлова оной дочь купеческая, тощая и высокая, как пожарная каланча (средний царевич был ей, собственно, чуть выше пояса), заняла со стрелой в руках самое заметное место во дворе и принялась ждать наречённого.
Младшего сына долго трясли и уговаривали метнуть стрелу. Наконец, он поднял к небу свои мутные очи, швырнул стрелу в болото. Она пролетела с десяток метров и, как и положено по законам физики, плюхнулась в жижу. Старый царь плюнул наземь и возмущённо заорал, своей речью побуждая сына пойти на болото и найти там свою суженую. Вскоре младший сын догадался, что, пока он сие не сделает, отец от него не отстанет, и смиренно поплёлся в болото, с трудом заставляя себя на закрывать глаза.
Стрелы не было. Нетрудно догадаться, что она просто утонула. Зато была кочка. И лягушка на кочке, валявшаяся кверху брюхом и старательно притворявшаяся дохлой.
- Ну, не-е-е-е, милая моя, - хитро заявил царевич, сгребая лягушку в охапку, - Попалась под стрелу – теперь не рыпайся!
Невеста младшего брата привела в истерику и старшего, и среднего (раньше-то они полагали, что это им не повезло…), зато старый царь самодовольно хмыкнул и принялся читать неизвестным слушателям интереснейшую лекцию о судьбе и её проявлениях в жизни, спровоцированных отдельными чрезвычайно умными гражданами. Впрочем, самого младшего брата невеста вполне устраивала. Во-первых, она оказалась вполне живой, и, во-вторых, выглядела довольно послушной и тихой, а следовательно, не должна была читать мужу скучнейших нотаций – младшему царевичу лягушка казалась идеальным партнёром для долгой семейной жизни.
На следующее утро царь проснулся и понял, что вчерашняя гадость уже устарела морально и физически, а душа поёт и требует новой. Срочно. Здесь и сейчас. А потому уже через пятнадцать минут глашатай объявил, что старый царь требует, чтобы невестки испекли ему хлеба. Да побольше. На уме у старика была новая попойка, а денег на закусь в казне, как назло, не оставалось…
Жене старшего сына хлеб пекли всем боярским двором, в приготовлении поучаствовали все девочки, девушки, женщины и старухи (вплоть до коров и коз; разумеется, косвенно…), кроме самой жены. Но старого царя сей процесс мало волновал – ему был нужен только результат.
Отец жены среднего сына приготовил для царя хлеб странный, импортный, с загадочным словом «синтетический» на упаковке. Но выглядело это чудо вполне респектабельно, к тому же царь не умел читать…
Младший брат, за ночь успевший немного отойти, даже сумел сам доползти до жены и передать приказ царя.
- Ква-а-а-а… - жалобно пропищала жена, но муж оставался непреклонен…
Утром сыновья вручали отцу приготовленное их жёнами. Старший с гордостью преподнес огромный пирог с капустой (последнюю долго всем двором отнимали у козы…), на что царь ответил благосклонным кивком. Средний вручил отцу буханку обычного хлеба, но весящую с пуд и украшенную какими-то странными буквами, похожими на приплюснутых и расчленённых тараканов, и ещё одной загадочной надписью «Made in China». Царь был доволен размерами хлеба, надписи же его не пугали – у него уже загорелась новая идея заставить сыновей и их жён самостоятельно съесть всю эту гадость. Младший же сын, ко всеобщему удивлению, прикатил во дворец тележку с пиццей, имевшей не меньше двух метров в радиусе.
- И… как?! – удивлённо спросил царь.
Но младший брат только развёл руками – он и сам был немало удивлён, когда утром обнаружил перед кроватью тележку с пиццей. Жена же на настойчивые вопросы, наконец, протрезвевшего мужа отвечала только жалобным кваканьем.
Царь задумчиво почесал голову – интуиция старого пакостника ему подсказывала, что сыновья как-то слишком хорошо и на этот раз отделались. Решение пришло тут же, когда взгляд старика случайно упал на дырявые колени штанов.
- Значит так, кхе-кхе, - глаза старого царя загорелись торжествующим огнём, - Чтоб завтра же сшили мне что-нить из одежды! Мне плевать, что именно, но одежда должна быть завтра же!
Старший и средний сыновья с угрозой посмотрели на жён, которые уже вовсю шептались с роднёй. Младший же, неожиданно для самого себя, пожалев свою безответную лягушку, в сердцах выругался, плюнул под ноги отцу (старик едва успел поджать ноги) и вышел из дворца.
Лягушка, как и прежде, на указ царя ответила жалобным кваканьем. Младший брат ответил ей сочувствующим «квя-я-я» и горько вздохнул, вспомнив, что уже давно употребил в дело все свои запасы самогона.
Ночью младшего царевича разбудило страшное желание выпить. Не открывая глаз, он нашарил под кроватью пустую бутылку и крякнул от досады. Упорное желание выпить владельца не оставило, и царевич открыл глаза. Вся его комната была наполнена сладковатым дымком… Царевич принюхался и фыркнул – запах ему не понравился, куда радостней бы ему стало, если бы из соседней комнаты жены несло чистым спиртом… И всё же младший сын не поленился подняться с постели и аккуратно заглянуть в каморку лягушки…
Происходившее было почти скрыто клубами густого желтоватого дыма. Но всё же можно было разглядеть тёмный женский силуэт, активно двигавший руками. Чуть в стороне от тёмного женского силуэта виднелись тёмные очертания некоего предмета, напоминавшего бутылку… Глаза царевича загорелись, а руки алчно задрожали, и он, забыв даже банально одеться, по-пластунски пополз к желанному предмету.
Рука царевича изо всех сил вцепилась в тёмный предмет, и он неожиданно с досадой понял, что это всего лишь веретено. Зато его появление вызвало страшную истерику у девушки, тут же вскочившей с лавки и с криком заметавшейся по комнате. Младший сын с удивлением смотрел на незнакомую особу женского пола, стремительно тушившую горящие источники жёлтого дыма и минутой позже не менее стремительно влезшую в лягушачью кожу. Царевич испуганно икнул и подполз поближе к жене, уже спокойно сидевшей на полу и раздувавшей жёлтое горло.
- Ты… эта… блин… ты чего? – спросил царевич.
- Ква, - загадочно ответила лягушка и хитро прищурилась.
На лавке уже лежал предмет одежды, который нужно было отнести утром во дворец…
Первым подарок отцу преподнёс старший сын. Это были очаровательные ажурные панталоны. Царь долго задумчиво рассматривал подарок, не зная, что ответить. На желанные штаны подарок походил мало… Но старик нашёл в себе силы махнуть рукой, требуя подарок среднего брата. Тот с широкой улыбкой вручил отцу семейные трусы размера XXXL, вышитые миленькими красными сердечками и, аналогично хлебу днём ранее, имевшие на резинке надпись «Made in China». Лицо старого царя весьма быстро приобрело цвет тех самых сердечек, он выпалил некое слово, включавшее в себя около пяти нецензурных корней одновременно, и запихал подарок среднего брата в мешок, специально для этого принесённый во дворец. Последним царь, уже заранее предчувствуя подвох, захотел увидеть предмет одежды, сшитый лягушкой. Он почему-то был чрезвычайно маленьким, и старик с облегчением решил, что, по крайней мере, это не трусы… Он ошибался. Это были аккуратные трусики-танго тёмно-синего цвета, вышитые чёрным бисером. Старик глубоко вздохнул и изрёк короткое «Мда», означавшее конец аудиенции.
Старый царь был в гневе. Бедняга, он надеялся получить всего лишь штаны!.. А в результате вместо гадости для сыновей сделал гадость для себя. Три вида трусов продолжали лежать в грязном мешке под кроватью – царь ещё надеялся сделать что-нибудь мерзкое с их помощью… Но в состоянии его крайней злобы даже в царскую голову мысли не идут. И он принял единственно верное решение – напиться.
Попойка была назначена на ту же ночь. Царь сидел на троне, ожидая гостей, и смущённо поглядывал на ажурные кружева, видневшиеся из дыр на коленях. Большую часть гостей, собственно, составляла родня жены старшего брата, ибо на попойку пригласили даже коз и коров, они и заняли стол по правую руку от царя. Слева сидела семья тощих и высоких купцов – родни жены среднего брата, среди коих все как один обладали маленькими вороватыми глазками, уже бегавшими по столу, но упорно не могшими найти там ничего, кроме самогона и хлеба. Младший сын сидел за столом один. Вернувшись из дворца, жены дома не обнаружил, лишь записку, где корявым почерком было написано, что на попойке она обязательно появится.
Попойка уже была в самом разгаре (хотя многие из гостей, особенно из купеческой семьи, этого уже не видели), когда под окнами дворца что-то прогрохотало. Все удивлённо посмотрели на дверь, и тут же отвернулись, услышав слова младшего сына:
- Спакуха, се моя лягушонка в коробчонке прикатила.
- Однако, нефигенная у ней коробчонка… - пробормотал средний брат, успевший выглянуть в окно.
Гости рванулись было посмотреть на «коробчонку», но дружно замерли, услышав звук открывающихся дверей… На пороге стояла странного вида девица с зелёными выпученными глазами и в аналогичного цвета обтягивающем костюме из кожи. Девица хмуро оглядела присутствующих и нарочито ленивым движением вытащила из-за спины арбалет-стреломёт.
- Ну, люди добрые, - гнусаво объявила она, - Сознавайтесь подобру-поздорову, кто тут гадости какие про меня говорил али думал?
Гости дружно улыбнулись и принялись заискивающе бормотать нечто невнятное о любви к животным и актуальности организации Гринпис, пока царь, наконец, не предложил гостье сесть за стол. Ела и пила она не хуже заправского мужика из гвардии телохранителей царя, чем быстро снискала уважение собутыльников…
А в голове старика уже созрела новая гадость, свежая и оригинальная. Осмотрев жён своих сыновей, он пришёл к вполне логичному выводу, «шо деревенщины они все, мать их», а потому собирался потребовать от сыновей доказательства обратного. По мнению старика, доказательство должно было выражаться в умении (хотя бы) петь и танцевать…
На сие предложение гости отреагировали по-разному. Примерно половина – вообще никак, ибо спала смертным сном где-то под столом, пьяные в дупель сыновья и родня их жён (ещё не успевшая отрубиться под столом) пришли в буйный восторг, ибо душа пьяного человека требовала праздника. А мнения самих жён (разумеется, они все были категорически против) спрашивать никто не стал.
- А-а-а-а-а-а!.. – начала было жена старшего сына, но её песню тут же заглушили аплодисменты – видимо, гостям она очень понравилась.
Боярская дочь пожала пухлыми плечами и пустилась в танец… Её остановили секунд через десять, когда смогли добежать до плясуньи по прыгающим доскам пола – от виртуозного танца ходуном ходил весь дворец вплоть до флюгера на крыше (и старый царь позднее не раз с ужасом вспоминал этот танец и облегчённо вздыхал, что его дворец ещё стоит).
- Вот сидит пред мною царь во штанах дыря-явы-ых!.. – жена среднего сына очень любила частушки, ей даже удалось спеть немного больше, чем боярыне, но гром аплодисментов снова заглушил песню; на этот раз громче всех хлопал (говорят, даже подвывая для громкости) сам царь лично.
Дочери купеческой не пришлось даже танцевать – старый царь пребывал в таком восторге от её песни, что разрешил девушке сесть и продолжить пиршество. На очереди была жена младшего сына, лягушка. Девица села на отдельную лавку, подбоченилась и ещё сильнее выпучила глаза.
- Ква-а-а-а-а!.. – начала она и тут же осеклась, - Тьфу, Чёрт! Ужо я на крылечко-то выйду, ужо я конопельки-то нарву, ужо я…
- Хвати-и-и-ит!!! – взревел царь, вскакивая с трона, - Танцуй, клуша!
- А вам как, просто станцевать, или чтоб всем весело да красиво стало? – хитро спросила девица.
- Весело! – хором подтвердили пьяные гости.
- Ну, держитесь, люди добрые… - девица вытащила из-за спины подозрительного вида мешок и высыпала в огромное блюдо гору сухой травы…
Вскоре зал начал заполняться желтоватым дымом. Девица сидела и ждала.
- А танец-то где? – с подозрением спросил царь
- Да ща-а-а, папаня, вы не торопите… - лениво проговорила девица и медленно встала с лавки.
Она сделала несколько шагов и помахала руками. Царь разочарованно хмыкнул и тут же сильнее вытаращил глаза, не веря увиденному: по всему залу разлилось озеро с прозрачной водой, на поверхность которой, хлопая крылья, медленно опустились три белых лебедя…
- Чудо… - зачарованно прошептал царь.
- Бесовщина! Чур меня! – испуганно завопил младший сын, вскакивая с лавки, - бедняге привиделась добрая сотня маленьких зелёных папаш…
Царевич вскочил с лавки и, вопя от ужаса, выбежал из дворца. Дорогу до дома он преодолел за считанные секунды и, едва перелетев через порог, понял, что больше всего в жизни сейчас страстно желает сжечь нафиг лягушачью кожу своей жены… Приспичило.
Кожа вспыхнула ярким голубоватым огоньком и моментально сгорела, а царевич с чувством глубокого морального удовлетворения заснул на лавочке…
- Ну, давай, просыпайся, балда! – девица с раздражением пнула муженька под бок.
Едва царевич приоткрыл глаза, девица пихнула ему в лицо обгоревшую лягушачью кожу.
- Сознавайся – твоих рук дело?! – на что царевич лишь вяло кивнул (эх, хорош самогон царя-батюшки!..) – Так вот, кретин недоученный, не ты шил – не тебе и жечь было. А теперь мне придётся лететь во дворец к Кощею Сжизненному, а тебе, дорогуша, - чесать за мной меня спасать…
- Это ещё с какого …?! – от столь неожиданной наглости царевич мигом протрезвел.
- А, закон такой, - пренебрежительно махнула рукой девица, - Суть не в том. Кто кожу сжёг – тому и спасать. Так что сам нарвался, никто тебя не заставлял. А если не спасёшь… гм… как ж там говорилось? Эх, не помню. Но сие неважно. Потому что если ты, дорогуша, меня не спасёшь в ближайшие, - девица аккуратно загнула несколько пальцев, о чём-то размышляя, - Восемь дней, то я лично прилечу сюда, дабы отвесить тебе хорошего пинка. И не одного, дорогуша…
Царевич вернул в нормальное положение собственную отвисшую челюсть и задумался.
- А если я тебя спасу? – наконец, измученно спросил он.
- Ты-то? Ой, сомневаюсь… - усмехнулась девица, - Хотя я в любом случае не знаю. Вот Кощей Сжизненный, наверное, в курсе, у него и спроси. Да, кстати, будешь спрашивать – Конопляной Презелёной я зовусь. Прощай, балда!.. – девица странным образом скукожилась и резко превратилась в голубя, после чего спокойно вылетела в окно.
- От те на… - растерянно пробормотал царевич, не зная даже, что его больше удивило – превращение девицы или обязанность её спасать…
В путь царевич вышел уже утром – ну её нафиг, эту Конопляну, прилетит ещё на самом деле… Достаточно много времени он потратил, выклянчивая у отца хоть самую захудалую лошадь, но получил лишь очередную порцию царственных воплей и хорошего пинка от царского телохранителя. Нервы царевича не выдержали, и он покрыл матом и царя, и всю его гвардию, что значительно ускорило его путешествие, ибо бегают гвардейцы о-о-о-очень быстро!
Царская гвардия отстала от младшего сына только посреди леса. Царевич осмотрелся, неожиданно понял, что вообще не знает, куда его занесло, и с горьким вздохом сел на пенёк.
- Сынку, а ти шо тут посреди лесу делишь, э? – раздался за его спиной старческий голос.
- Сижу, - хмуро отозвался царевич, не оглядываясь.
- И шо ти тут сидишь, э? – не отстал голос, - Лес – моё, пенёк – тож моё, а ти тут сидишь…
- А ты, бабушка документ покажи, что лес и пенёк твои, - огрызнулся царевич, - Да ещё за подписью моего бесноватого папани!
- Эээ!.. Так ти – царевич! – с пониманием проговорил голос, - А я – Буба Юга… Ну, идь за мной в избёнку – накормлю да напою…
- Бабушка, а самогон у вас есть?.. – с надеждой спросил царевич, оборачиваясь (и чуть не упал, увидев собеседницу).
- Да ти шо! – замахала руками Юга, - Каке самохон? Откудь? Оть на днях совсем Кощей заходил, до няго – Змеюк Горынский… Уесь самохон и унесли, изверги!..
- Действительно, изверги, - согласился царевич, - Ну, да ладно… Да, бабушка, - его осенило, - А Конопляну Презелёную ты не знаешь?
- Знаю-знаю, - закивала головой старуха, - Как ж не знать-та? Совсем ишо манянькой была, когда по лесу моему шастала… Манянька, а усе волки мои да совы по всяму лесу от ней пряталися… Эх, бойвая девчинка была, бойвая!..
- А не знаешь ли, бабушка, как её спасти-то можно? – допытывался обрадованный царевич.
- Спастить? Эт ещё зачем? – насторожилась Юга.
- Приказала она… - растерялся царевич.
- Ну коль так… - понимающе кивнула старуха, - Идтить тебе, сынку, через весь мой лес. Дойдёшь до обрыву – и идтить тебе, сынку, направо до самой речки. А дойдёшь до речки – и идтить тебе, сынку, до гор высоких. А дойдёшь до гор высоких – и ползти тебе, сынку, через них до пустыни жаркой…
- Мда… - озадаченно проговорил царевич, - А короче – никак?
- Ну, пачаму ж никак? – Буба Юга подняла глаза к небу, - Можно и корочей. Идь за мной, сынку, огородами тебя проведу, лентяя оголтелого…
Весь путь от пенька до замка Кощея Сжизненного занял несколько часов.
- От и всё, сынку, - с удовлетворением сообщила старуха, - Чеши сам дальше. Не моё это дело – с Кощеями возитьси…
Царевич покрыл Бубу Югу матом (для порядка – а то это она непокрытая ходит?!) и бодро двинулся к воротам замка…
- Эй, открывайте, царь пришёл! – проорал царевич в закрытые ворота.
Ворота в ответ покачнулись и с грохотом упали, открыв царевичу дорогу во дворец.
- Ну, ни фига себе… - задумчиво пробормотал царевич, вступая в темноту дворца.
Дворец был пуст и тёмен, только в самой дальней комнате, кажется, горел свет. Царевич вздрогнул и пошёл вперёд, шёпотом матеря каждую скрипучую дощечку. Дощечек было много, и скрипели из них – все, а потому, пока он дошёл до последней комнаты, царевич успел неоднократно израсходовать весь свой запас нецензурных слов и выражений…
- Золотце моё, золотце… - послышалось из комнаты.
- Тьфу ты, пропасть! – царевич плюнул для храбрости и отважно вступил в комнату.
- Золотце… - Кощей Сжизненный сидел посреди груды золота и с нежностью гладил золотое блюдо, - Моё золотце, моё…
- А ну, отдавай Конопляну, гад! – расхрабрившись, гаркнул царевич.
- Да забирай, - спокойно ответил Кощей, не поднимая глаз от блюда.
- Что, прям так просто и отдашь? – растерялся царевич.
- А что, у тебя что-то есть? – растерялся и Кощей.
Царевич осмотрелся. Кроме одежды, на нём не было ничего.
- Нет, - честно признался он.
- Ну и проваливай отсюда. Не нужна мне твоя Конопляна, не золотая она, - махнул рукой Кощей, - У меня свидание… Ах, золотце моё…
Царевич только пожал плечами и вышел из комнаты. Рядом с упавшими воротами стояла Конопляна.
- Ага! – торжествующе воскликнула она, - Пришёл, балда! Всё, теперь не отвертишься – замуж за тебя пойду, так и знай! Что удивляешься? Думал, в сказку попал? Нет, дорогуша, - в жизнь вляпался! Я-то думала, ты хоть на толику не дурак, не попрёшься за незнакомой девицей чёрт знает куда… А раз дурак – тебе же хуже. И не смей убегать! С того света ведь, паразит, вытащу! Стой, кому говорят!..
Свадьбу сыграли через три дня, как только царевича выписали из полевой реанимации.
© by Zigzy
Первоначально выложено здесь
Царевна-лягушка
Проснулся как-то утром старый царь и неожиданно понял, что давно не устраивал праздник для собственного маразма. Потирая больную с бодунища голову, старик придумывал, какую бы гадость сделать сыновьям и любимому государству на этот раз. Но в голову ничего не приходило, а мелькнувшая недавно интересная мысль спряталась где-то в недрах памяти и упорно не желала оттуда появляться. Царь пошевелился, выглянул в окошко на запущенный огород и досадливо матюкнулся - мысль вернулась, словно по команде…
Трём сыновьям царь выдал лук и стрелу каждому и отправил на пригорок, заявив, что «какую хрень подстрелите – на такой и женитесь!». Старший и средний братья молили Бога дать ему попасть в кого угодно, лишь бы человека и женского пола. Младшему же, в сущности, было всё равно – после вчерашней попойки он пребывал в состоянии даже худшем, чем его папаша, а потому он был единственным из царевичей, на кого новоцарская гадость никакого действия не оказала.
Стрелять из репчатого лука было трудно. Промучившись до обеда, братья решили, что куда легче стрелами просто кидаться. Решив одну проблему, они пришли к логичному выводу, что надо бы ещё выбрать направление. Но царь истерически вопил, чтобы сыновья не смели стрелять в одну сторону. В двух сторонах от пригорка был столичный город, а вот с третьей… болото. И туда стрелу кидать не хотел никто. Кроме младшего брата, который вообще был не в состоянии что-либо куда-либо кидать. А посему лицом к болоту кое-как поставили его, заставив опереться на старого отца.
Старший брат долго целился и метнул стрелу в ближайший боярский двор. Во дворе тусовалось немало девушек, женщин и старушек (вплоть до коров и коз), но стрела попала в старшую дочь там обитавшего боярина. Видимо из-за её уникальной фигуры – в девушку вообще было легче попасть, чем промахнуться. Средний сын, плюнув через левое плечо (и попав на старшего брата, за что через полминуты получил неплохого пинка), метнул стрелу в двор купеческий. Купцы – народ хитрый, они везде мотаются, аки тараканы, и всегда в курсе всех событий, а потому в том дворе все уже знали о новой выдумке спятившего царя, и за стрелой с сачками бегала вся семья… После успешного отлова оной дочь купеческая, тощая и высокая, как пожарная каланча (средний царевич был ей, собственно, чуть выше пояса), заняла со стрелой в руках самое заметное место во дворе и принялась ждать наречённого.
Младшего сына долго трясли и уговаривали метнуть стрелу. Наконец, он поднял к небу свои мутные очи, швырнул стрелу в болото. Она пролетела с десяток метров и, как и положено по законам физики, плюхнулась в жижу. Старый царь плюнул наземь и возмущённо заорал, своей речью побуждая сына пойти на болото и найти там свою суженую. Вскоре младший сын догадался, что, пока он сие не сделает, отец от него не отстанет, и смиренно поплёлся в болото, с трудом заставляя себя на закрывать глаза.
Стрелы не было. Нетрудно догадаться, что она просто утонула. Зато была кочка. И лягушка на кочке, валявшаяся кверху брюхом и старательно притворявшаяся дохлой.
- Ну, не-е-е-е, милая моя, - хитро заявил царевич, сгребая лягушку в охапку, - Попалась под стрелу – теперь не рыпайся!
Невеста младшего брата привела в истерику и старшего, и среднего (раньше-то они полагали, что это им не повезло…), зато старый царь самодовольно хмыкнул и принялся читать неизвестным слушателям интереснейшую лекцию о судьбе и её проявлениях в жизни, спровоцированных отдельными чрезвычайно умными гражданами. Впрочем, самого младшего брата невеста вполне устраивала. Во-первых, она оказалась вполне живой, и, во-вторых, выглядела довольно послушной и тихой, а следовательно, не должна была читать мужу скучнейших нотаций – младшему царевичу лягушка казалась идеальным партнёром для долгой семейной жизни.
На следующее утро царь проснулся и понял, что вчерашняя гадость уже устарела морально и физически, а душа поёт и требует новой. Срочно. Здесь и сейчас. А потому уже через пятнадцать минут глашатай объявил, что старый царь требует, чтобы невестки испекли ему хлеба. Да побольше. На уме у старика была новая попойка, а денег на закусь в казне, как назло, не оставалось…
Жене старшего сына хлеб пекли всем боярским двором, в приготовлении поучаствовали все девочки, девушки, женщины и старухи (вплоть до коров и коз; разумеется, косвенно…), кроме самой жены. Но старого царя сей процесс мало волновал – ему был нужен только результат.
Отец жены среднего сына приготовил для царя хлеб странный, импортный, с загадочным словом «синтетический» на упаковке. Но выглядело это чудо вполне респектабельно, к тому же царь не умел читать…
Младший брат, за ночь успевший немного отойти, даже сумел сам доползти до жены и передать приказ царя.
- Ква-а-а-а… - жалобно пропищала жена, но муж оставался непреклонен…
Утром сыновья вручали отцу приготовленное их жёнами. Старший с гордостью преподнес огромный пирог с капустой (последнюю долго всем двором отнимали у козы…), на что царь ответил благосклонным кивком. Средний вручил отцу буханку обычного хлеба, но весящую с пуд и украшенную какими-то странными буквами, похожими на приплюснутых и расчленённых тараканов, и ещё одной загадочной надписью «Made in China». Царь был доволен размерами хлеба, надписи же его не пугали – у него уже загорелась новая идея заставить сыновей и их жён самостоятельно съесть всю эту гадость. Младший же сын, ко всеобщему удивлению, прикатил во дворец тележку с пиццей, имевшей не меньше двух метров в радиусе.
- И… как?! – удивлённо спросил царь.
Но младший брат только развёл руками – он и сам был немало удивлён, когда утром обнаружил перед кроватью тележку с пиццей. Жена же на настойчивые вопросы, наконец, протрезвевшего мужа отвечала только жалобным кваканьем.
Царь задумчиво почесал голову – интуиция старого пакостника ему подсказывала, что сыновья как-то слишком хорошо и на этот раз отделались. Решение пришло тут же, когда взгляд старика случайно упал на дырявые колени штанов.
- Значит так, кхе-кхе, - глаза старого царя загорелись торжествующим огнём, - Чтоб завтра же сшили мне что-нить из одежды! Мне плевать, что именно, но одежда должна быть завтра же!
Старший и средний сыновья с угрозой посмотрели на жён, которые уже вовсю шептались с роднёй. Младший же, неожиданно для самого себя, пожалев свою безответную лягушку, в сердцах выругался, плюнул под ноги отцу (старик едва успел поджать ноги) и вышел из дворца.
Лягушка, как и прежде, на указ царя ответила жалобным кваканьем. Младший брат ответил ей сочувствующим «квя-я-я» и горько вздохнул, вспомнив, что уже давно употребил в дело все свои запасы самогона.
Ночью младшего царевича разбудило страшное желание выпить. Не открывая глаз, он нашарил под кроватью пустую бутылку и крякнул от досады. Упорное желание выпить владельца не оставило, и царевич открыл глаза. Вся его комната была наполнена сладковатым дымком… Царевич принюхался и фыркнул – запах ему не понравился, куда радостней бы ему стало, если бы из соседней комнаты жены несло чистым спиртом… И всё же младший сын не поленился подняться с постели и аккуратно заглянуть в каморку лягушки…
Происходившее было почти скрыто клубами густого желтоватого дыма. Но всё же можно было разглядеть тёмный женский силуэт, активно двигавший руками. Чуть в стороне от тёмного женского силуэта виднелись тёмные очертания некоего предмета, напоминавшего бутылку… Глаза царевича загорелись, а руки алчно задрожали, и он, забыв даже банально одеться, по-пластунски пополз к желанному предмету.
Рука царевича изо всех сил вцепилась в тёмный предмет, и он неожиданно с досадой понял, что это всего лишь веретено. Зато его появление вызвало страшную истерику у девушки, тут же вскочившей с лавки и с криком заметавшейся по комнате. Младший сын с удивлением смотрел на незнакомую особу женского пола, стремительно тушившую горящие источники жёлтого дыма и минутой позже не менее стремительно влезшую в лягушачью кожу. Царевич испуганно икнул и подполз поближе к жене, уже спокойно сидевшей на полу и раздувавшей жёлтое горло.
- Ты… эта… блин… ты чего? – спросил царевич.
- Ква, - загадочно ответила лягушка и хитро прищурилась.
На лавке уже лежал предмет одежды, который нужно было отнести утром во дворец…
Первым подарок отцу преподнёс старший сын. Это были очаровательные ажурные панталоны. Царь долго задумчиво рассматривал подарок, не зная, что ответить. На желанные штаны подарок походил мало… Но старик нашёл в себе силы махнуть рукой, требуя подарок среднего брата. Тот с широкой улыбкой вручил отцу семейные трусы размера XXXL, вышитые миленькими красными сердечками и, аналогично хлебу днём ранее, имевшие на резинке надпись «Made in China». Лицо старого царя весьма быстро приобрело цвет тех самых сердечек, он выпалил некое слово, включавшее в себя около пяти нецензурных корней одновременно, и запихал подарок среднего брата в мешок, специально для этого принесённый во дворец. Последним царь, уже заранее предчувствуя подвох, захотел увидеть предмет одежды, сшитый лягушкой. Он почему-то был чрезвычайно маленьким, и старик с облегчением решил, что, по крайней мере, это не трусы… Он ошибался. Это были аккуратные трусики-танго тёмно-синего цвета, вышитые чёрным бисером. Старик глубоко вздохнул и изрёк короткое «Мда», означавшее конец аудиенции.
Старый царь был в гневе. Бедняга, он надеялся получить всего лишь штаны!.. А в результате вместо гадости для сыновей сделал гадость для себя. Три вида трусов продолжали лежать в грязном мешке под кроватью – царь ещё надеялся сделать что-нибудь мерзкое с их помощью… Но в состоянии его крайней злобы даже в царскую голову мысли не идут. И он принял единственно верное решение – напиться.
Попойка была назначена на ту же ночь. Царь сидел на троне, ожидая гостей, и смущённо поглядывал на ажурные кружева, видневшиеся из дыр на коленях. Большую часть гостей, собственно, составляла родня жены старшего брата, ибо на попойку пригласили даже коз и коров, они и заняли стол по правую руку от царя. Слева сидела семья тощих и высоких купцов – родни жены среднего брата, среди коих все как один обладали маленькими вороватыми глазками, уже бегавшими по столу, но упорно не могшими найти там ничего, кроме самогона и хлеба. Младший сын сидел за столом один. Вернувшись из дворца, жены дома не обнаружил, лишь записку, где корявым почерком было написано, что на попойке она обязательно появится.
Попойка уже была в самом разгаре (хотя многие из гостей, особенно из купеческой семьи, этого уже не видели), когда под окнами дворца что-то прогрохотало. Все удивлённо посмотрели на дверь, и тут же отвернулись, услышав слова младшего сына:
- Спакуха, се моя лягушонка в коробчонке прикатила.
- Однако, нефигенная у ней коробчонка… - пробормотал средний брат, успевший выглянуть в окно.
Гости рванулись было посмотреть на «коробчонку», но дружно замерли, услышав звук открывающихся дверей… На пороге стояла странного вида девица с зелёными выпученными глазами и в аналогичного цвета обтягивающем костюме из кожи. Девица хмуро оглядела присутствующих и нарочито ленивым движением вытащила из-за спины арбалет-стреломёт.
- Ну, люди добрые, - гнусаво объявила она, - Сознавайтесь подобру-поздорову, кто тут гадости какие про меня говорил али думал?
Гости дружно улыбнулись и принялись заискивающе бормотать нечто невнятное о любви к животным и актуальности организации Гринпис, пока царь, наконец, не предложил гостье сесть за стол. Ела и пила она не хуже заправского мужика из гвардии телохранителей царя, чем быстро снискала уважение собутыльников…
А в голове старика уже созрела новая гадость, свежая и оригинальная. Осмотрев жён своих сыновей, он пришёл к вполне логичному выводу, «шо деревенщины они все, мать их», а потому собирался потребовать от сыновей доказательства обратного. По мнению старика, доказательство должно было выражаться в умении (хотя бы) петь и танцевать…
На сие предложение гости отреагировали по-разному. Примерно половина – вообще никак, ибо спала смертным сном где-то под столом, пьяные в дупель сыновья и родня их жён (ещё не успевшая отрубиться под столом) пришли в буйный восторг, ибо душа пьяного человека требовала праздника. А мнения самих жён (разумеется, они все были категорически против) спрашивать никто не стал.
- А-а-а-а-а-а!.. – начала было жена старшего сына, но её песню тут же заглушили аплодисменты – видимо, гостям она очень понравилась.
Боярская дочь пожала пухлыми плечами и пустилась в танец… Её остановили секунд через десять, когда смогли добежать до плясуньи по прыгающим доскам пола – от виртуозного танца ходуном ходил весь дворец вплоть до флюгера на крыше (и старый царь позднее не раз с ужасом вспоминал этот танец и облегчённо вздыхал, что его дворец ещё стоит).
- Вот сидит пред мною царь во штанах дыря-явы-ых!.. – жена среднего сына очень любила частушки, ей даже удалось спеть немного больше, чем боярыне, но гром аплодисментов снова заглушил песню; на этот раз громче всех хлопал (говорят, даже подвывая для громкости) сам царь лично.
Дочери купеческой не пришлось даже танцевать – старый царь пребывал в таком восторге от её песни, что разрешил девушке сесть и продолжить пиршество. На очереди была жена младшего сына, лягушка. Девица села на отдельную лавку, подбоченилась и ещё сильнее выпучила глаза.
- Ква-а-а-а-а!.. – начала она и тут же осеклась, - Тьфу, Чёрт! Ужо я на крылечко-то выйду, ужо я конопельки-то нарву, ужо я…
- Хвати-и-и-ит!!! – взревел царь, вскакивая с трона, - Танцуй, клуша!
- А вам как, просто станцевать, или чтоб всем весело да красиво стало? – хитро спросила девица.
- Весело! – хором подтвердили пьяные гости.
- Ну, держитесь, люди добрые… - девица вытащила из-за спины подозрительного вида мешок и высыпала в огромное блюдо гору сухой травы…
Вскоре зал начал заполняться желтоватым дымом. Девица сидела и ждала.
- А танец-то где? – с подозрением спросил царь
- Да ща-а-а, папаня, вы не торопите… - лениво проговорила девица и медленно встала с лавки.
Она сделала несколько шагов и помахала руками. Царь разочарованно хмыкнул и тут же сильнее вытаращил глаза, не веря увиденному: по всему залу разлилось озеро с прозрачной водой, на поверхность которой, хлопая крылья, медленно опустились три белых лебедя…
- Чудо… - зачарованно прошептал царь.
- Бесовщина! Чур меня! – испуганно завопил младший сын, вскакивая с лавки, - бедняге привиделась добрая сотня маленьких зелёных папаш…
Царевич вскочил с лавки и, вопя от ужаса, выбежал из дворца. Дорогу до дома он преодолел за считанные секунды и, едва перелетев через порог, понял, что больше всего в жизни сейчас страстно желает сжечь нафиг лягушачью кожу своей жены… Приспичило.
Кожа вспыхнула ярким голубоватым огоньком и моментально сгорела, а царевич с чувством глубокого морального удовлетворения заснул на лавочке…
- Ну, давай, просыпайся, балда! – девица с раздражением пнула муженька под бок.
Едва царевич приоткрыл глаза, девица пихнула ему в лицо обгоревшую лягушачью кожу.
- Сознавайся – твоих рук дело?! – на что царевич лишь вяло кивнул (эх, хорош самогон царя-батюшки!..) – Так вот, кретин недоученный, не ты шил – не тебе и жечь было. А теперь мне придётся лететь во дворец к Кощею Сжизненному, а тебе, дорогуша, - чесать за мной меня спасать…
- Это ещё с какого …?! – от столь неожиданной наглости царевич мигом протрезвел.
- А, закон такой, - пренебрежительно махнула рукой девица, - Суть не в том. Кто кожу сжёг – тому и спасать. Так что сам нарвался, никто тебя не заставлял. А если не спасёшь… гм… как ж там говорилось? Эх, не помню. Но сие неважно. Потому что если ты, дорогуша, меня не спасёшь в ближайшие, - девица аккуратно загнула несколько пальцев, о чём-то размышляя, - Восемь дней, то я лично прилечу сюда, дабы отвесить тебе хорошего пинка. И не одного, дорогуша…
Царевич вернул в нормальное положение собственную отвисшую челюсть и задумался.
- А если я тебя спасу? – наконец, измученно спросил он.
- Ты-то? Ой, сомневаюсь… - усмехнулась девица, - Хотя я в любом случае не знаю. Вот Кощей Сжизненный, наверное, в курсе, у него и спроси. Да, кстати, будешь спрашивать – Конопляной Презелёной я зовусь. Прощай, балда!.. – девица странным образом скукожилась и резко превратилась в голубя, после чего спокойно вылетела в окно.
- От те на… - растерянно пробормотал царевич, не зная даже, что его больше удивило – превращение девицы или обязанность её спасать…
В путь царевич вышел уже утром – ну её нафиг, эту Конопляну, прилетит ещё на самом деле… Достаточно много времени он потратил, выклянчивая у отца хоть самую захудалую лошадь, но получил лишь очередную порцию царственных воплей и хорошего пинка от царского телохранителя. Нервы царевича не выдержали, и он покрыл матом и царя, и всю его гвардию, что значительно ускорило его путешествие, ибо бегают гвардейцы о-о-о-очень быстро!
Царская гвардия отстала от младшего сына только посреди леса. Царевич осмотрелся, неожиданно понял, что вообще не знает, куда его занесло, и с горьким вздохом сел на пенёк.
- Сынку, а ти шо тут посреди лесу делишь, э? – раздался за его спиной старческий голос.
- Сижу, - хмуро отозвался царевич, не оглядываясь.
- И шо ти тут сидишь, э? – не отстал голос, - Лес – моё, пенёк – тож моё, а ти тут сидишь…
- А ты, бабушка документ покажи, что лес и пенёк твои, - огрызнулся царевич, - Да ещё за подписью моего бесноватого папани!
- Эээ!.. Так ти – царевич! – с пониманием проговорил голос, - А я – Буба Юга… Ну, идь за мной в избёнку – накормлю да напою…
- Бабушка, а самогон у вас есть?.. – с надеждой спросил царевич, оборачиваясь (и чуть не упал, увидев собеседницу).
- Да ти шо! – замахала руками Юга, - Каке самохон? Откудь? Оть на днях совсем Кощей заходил, до няго – Змеюк Горынский… Уесь самохон и унесли, изверги!..
- Действительно, изверги, - согласился царевич, - Ну, да ладно… Да, бабушка, - его осенило, - А Конопляну Презелёную ты не знаешь?
- Знаю-знаю, - закивала головой старуха, - Как ж не знать-та? Совсем ишо манянькой была, когда по лесу моему шастала… Манянька, а усе волки мои да совы по всяму лесу от ней пряталися… Эх, бойвая девчинка была, бойвая!..
- А не знаешь ли, бабушка, как её спасти-то можно? – допытывался обрадованный царевич.
- Спастить? Эт ещё зачем? – насторожилась Юга.
- Приказала она… - растерялся царевич.
- Ну коль так… - понимающе кивнула старуха, - Идтить тебе, сынку, через весь мой лес. Дойдёшь до обрыву – и идтить тебе, сынку, направо до самой речки. А дойдёшь до речки – и идтить тебе, сынку, до гор высоких. А дойдёшь до гор высоких – и ползти тебе, сынку, через них до пустыни жаркой…
- Мда… - озадаченно проговорил царевич, - А короче – никак?
- Ну, пачаму ж никак? – Буба Юга подняла глаза к небу, - Можно и корочей. Идь за мной, сынку, огородами тебя проведу, лентяя оголтелого…
Весь путь от пенька до замка Кощея Сжизненного занял несколько часов.
- От и всё, сынку, - с удовлетворением сообщила старуха, - Чеши сам дальше. Не моё это дело – с Кощеями возитьси…
Царевич покрыл Бубу Югу матом (для порядка – а то это она непокрытая ходит?!) и бодро двинулся к воротам замка…
- Эй, открывайте, царь пришёл! – проорал царевич в закрытые ворота.
Ворота в ответ покачнулись и с грохотом упали, открыв царевичу дорогу во дворец.
- Ну, ни фига себе… - задумчиво пробормотал царевич, вступая в темноту дворца.
Дворец был пуст и тёмен, только в самой дальней комнате, кажется, горел свет. Царевич вздрогнул и пошёл вперёд, шёпотом матеря каждую скрипучую дощечку. Дощечек было много, и скрипели из них – все, а потому, пока он дошёл до последней комнаты, царевич успел неоднократно израсходовать весь свой запас нецензурных слов и выражений…
- Золотце моё, золотце… - послышалось из комнаты.
- Тьфу ты, пропасть! – царевич плюнул для храбрости и отважно вступил в комнату.
- Золотце… - Кощей Сжизненный сидел посреди груды золота и с нежностью гладил золотое блюдо, - Моё золотце, моё…
- А ну, отдавай Конопляну, гад! – расхрабрившись, гаркнул царевич.
- Да забирай, - спокойно ответил Кощей, не поднимая глаз от блюда.
- Что, прям так просто и отдашь? – растерялся царевич.
- А что, у тебя что-то есть? – растерялся и Кощей.
Царевич осмотрелся. Кроме одежды, на нём не было ничего.
- Нет, - честно признался он.
- Ну и проваливай отсюда. Не нужна мне твоя Конопляна, не золотая она, - махнул рукой Кощей, - У меня свидание… Ах, золотце моё…
Царевич только пожал плечами и вышел из комнаты. Рядом с упавшими воротами стояла Конопляна.
- Ага! – торжествующе воскликнула она, - Пришёл, балда! Всё, теперь не отвертишься – замуж за тебя пойду, так и знай! Что удивляешься? Думал, в сказку попал? Нет, дорогуша, - в жизнь вляпался! Я-то думала, ты хоть на толику не дурак, не попрёшься за незнакомой девицей чёрт знает куда… А раз дурак – тебе же хуже. И не смей убегать! С того света ведь, паразит, вытащу! Стой, кому говорят!..
Свадьбу сыграли через три дня, как только царевича выписали из полевой реанимации.
HAPPY END
© by Zigzy
Первоначально выложено здесь